Любовь и забота

В их четвертую встречу Эмиль предложил Карин и Джейн переночевать у него дома. Дейв одобрительно затряс своей большой стриженой головой. «Будет здорово! – сказал он Джейн и всем остальным. – А утром мы вместе поиграем!» «Взрослые» рассмеялись, но окончательную точку в решении Карин поставила Джейн, которая выпалила: «Подушками покидаемся!»

«Как это похоже на эмота! – воскликнул Эмиль, когда они с Карин наконец остались одни. – Они совсем как дети, правда?»

«Но не дети».

«Прости?» – немедленно переспросил Эмиль, пораженный ее реакцией.

«Они не дети. Им не надо расти – они уже большие. Они ничего от тебя не требуют – наоборот, это ты предъявляешь к ним требования. Их не надо одевать, кормить, подтирать за ними, – словом, ухаживать. У них отличная интуиция, их можно научить одеваться со вкусом…» – Поняв, что слишком разволновалась, Карин умолкла. К тому же ей уже начинало не хватать Джейн, хотя эмоты оставили «взрослых» всего пару минут назад.

Квартира Эмиля находилась в Верхнем Ист-Сайде, и последнее, что увидела Карин, перед тем как лечь спать, – шумную автостраду Ван-Эйк, бегущую вдоль подернутых рябью свинцово-серых вод реки, такой спокойной, надежной и сильной, точно объятья эмота.

Карин спала в большой спальне, Эмиль – в гостевой. Эмоты поднялись наверх, под крышу, в приспособленное специально для этого, сделанное из резервуара для воды помещение, – Эмиль, как многие состоятельные манхэттенские «взрослые», позаботился и о них. Но ночью, несмотря на «дружественные» дверные запоры («дружественные», потому что представляли собой задвижки), Эмиль каким-то образом пробрался в комнату. Должно быть, в спальню вела потайная дверь или существовал еще какой-нибудь странный способ проникновения.

Мысли об этом с ужасающей непоследовательностью пульсировали в голове Карин, когда она пялилась на аккуратного невысокого мужчину, который преспокойно сидел на краешке кровати, рядом с ней, аккуратно сложив ладони с коротенькими толстыми пальцами с ухоженными ногтями. По крайней мере, он еще не прикоснулся к ней – уже хорошо. Но и самого этого вторжения было достаточно. То, что он очутился рядом с ней ночью, один, и ему было так легко ее коснуться – ужасно! Карин даже не успела подумать о том, что Джейн ей нужна как никогда, – она попросту закричала. Дала знать о происходящем криком. Карин кричала, кричала и кричала, одновременно шаря вокруг себя руками в поисках пейджера для вызова эмотов, который парой часов раньше пристроила на уголке кровати. Первый же крик заглушил голос Эмиля – он пытался сказать ей: «Я просто хотел тебя немного об…». Впоследствии Карин долго пыталась понять, что значило это загадочное «об», хотя с самим Эмилем было все ясно: никакой он не «взрослый», а потенциальный насильник.

У нее осталось смутное, странное воспоминание об этих приставаниях – и еще одно, которое Карин пыталась засунуть в самый дальний уголок своей памяти, дабы оно окончательно не раскачало и без того утлую лодчонку ее здравого рассудка. Карин знала, что в это время Джейн и Дейв должны были спать – эмоты, как и люди, тоже спали по ночам. Более того – спальня для эмотов располагалась тремя этажами выше, под самой крышей здания, так что их явно разбудило что-то другое, нежели крики Карин; и по прошествии времени, даже через пелену страха, она ощутила до странности отчетливое чувство благодарности – ведь Джейн понадобилась бы не одна минута, чтобы добраться до спальни. Она же появилась спустя считанные секунды. Миг – и вот она уже прижимает Карин к своей широкой груди. Миг – и вот она отталкивает от нее Эмиля. Миг – и вот она уже бранит Эмиля с той особой, трогательной интонацией, какой обладают лишь эмоты, – существа, абсолютно лишенные сексуальности и, таким образом, не способные к агрессии. «Ты так напугана, Карин, – зачем ты это сделала? О, Эмиль, – ты все испортил. О, Эмиль, – если ты прикоснулся к ней, нам придется вызвать полицию…» В углу съежился Дейв, гадая, пристойно ли будет ему пойти и …